И наконец в голову князю пришла самая простая мысль: купить браслет самому – его ведь одолевало такое искушение еще тогда, когда сэр Эндрю передал ему драгоценность. В то время это было несбыточной мечтой, но стало вполне возможно теперь, когда «Голубая звезда» снова была у него в руках. Он передаст камень Симону Аронову, тот недвусмысленно пообещал самое щедрое вознаграждение... Сэру Эндрю понравилось бы, что его последнее безумство останется во дворце Морозини и украсит последнюю княгиню... которая, возможно, будет полькой?

Довольный этим решением, которое позволяло ему одновременно исполнить свой долг, не нарушить данного умершему другу слова, а также с должным почтением отнестись к легенде, Альдо спустился к обеду. Затем, когда План-Крепен отправилась в церковь Святого Августина, он, тщательно закрыв все двери, устроил с г-жой де Соммьер и Миной маленький военный совет. Маркиза охотно согласилась принять на хранение «фамильное сокровище», однако Мина никак не желала понять, почему князь решил задержаться в Париже.

– Разве вы не вернетесь? – спросила она. – По-моему, проще всего было бы вам самому отвезти сапфир в Венецию!

– Да, наверно, но я пока не еду, Мина. Я должен узнать, что произошло в замке, и не могу оставить моего друга Видаль-Пеликорна... Только я, вероятно, переберусь отсюда: ведь вы, тетя Амелия, – добавил он, повернувшись к маркизе, – не станете надолго откладывать ваше летнее путешествие?

– А куда мне спешить? Пока ты будешь здесь, я никуда не уеду. Твои приключения гораздо интереснее, чем играть в безик или в домино с моими ровесницами!

– Если я вас правильно поняла, мне придется возвращаться одной, – сказала голландка с ноткой обиды в голосе. – В таком случае нет ничего проще: я и отвезу сапфир домой. Вы скажете мне, куда его спрятать...

– Она права, Альдо, – вмешалась маркиза. – Чем дальше от тебя будет эта опасная безделушка, тем лучше. Особенно если наш торговец пушками вдруг узнает, что его «талисман» ускользнул...

– Все верно, но вы сами произнесли слово «опасная». Доверить эту взрывчатку молодой девушке, которая отправляется в долгое путешествие одна...

– Полноте, сударь! – На лице Мины мелькнула тень улыбки. – Посмотрите-ка на вещи здраво! Давно ли вы укоряли меня за мою манеру одеваться?

– Я вовсе не укорял вас, я только удивляюсь, что в вашем возрасте...

– Не стоит больше об этом, но посудите сами: кто заподозрит наличие драгоценности, достойной королей, в багаже какой-то... английской учительницы – так, кажется, вы изволили выразиться? – серенькой и неприметной? Я думаю, лучшего посыльного вам не найти...

Не дожидаясь ответа, Мина встала и попросила разрешения пойти лечь. Г-жа де Соммьер проводила ее взглядом.

– Замечательная девушка! – вздохнула она. – С тех пор как я с ней познакомилась в мой последний приезд в Венецию в прошлом году, я не перестаю думать, как тебе с ней повезло – ты сделал правильный выбор.

– Я не выбирал, это судьба. Вы ведь знаете, что я выудил Мину из Рио-деи-Мендиканти, куда сам же ее нечаянно столкнул...

– Да, я помню. Но она сейчас сказала одну вещь, поразившую меня: серенькая и неприметная. Признайся, ты хоть когда-нибудь смотрел на нее?

– Конечно, раз я даже делал ей замечания по поводу одежды...

– Ты меня не понял: я хочу сказать, посмотрел ли ты на нее хоть раз по-настоящему? Видел ли ты ее, например, без очков?

Морозини на миг задумался и покачал головой:

– Ей-богу, ни разу! Даже в воде они каким-то образом остались у нее на носу. А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Чтобы узнать, насколько она тебе интересна. Я признаю, что одевается она не слишком изящно, да и эти «иллюминаторы» ее не красят, но я ее как следует разглядела сегодня...

– И что же?

– Видишь ли, мой мальчик, будь я мужчиной, мне бы захотелось узнать, что скрывается за этим квакерским одеянием и учительским пенсне. Возможно, под ними обнаружится нечто, что тебя удивит...

Внезапное появление Мари-Анжелины положило конец их беседе. Благочестивая девица, задыхаясь от возбуждения, поспешила выложить свежую новость: в ворота особняка Фэррэлса только что въехала запыленная санитарная машина!

Альдо сразу забыл и о своей секретарше, и о сапфире, и даже о тревогах Адальбера. Он думал только об одном: Анелька снова здесь, совсем рядом с ним, и благодаря милейшей Мари-Анжелине – которую его воображение тотчас одело в семицветный наряд Ириды, вестницы богов, – он завтра же узнает, как она себя чувствует!

Кое-что князь действительно узнал, но совсем не то, чего ожидал. По словам кухарки, новую хозяйку отнесли в ее комнату в сопровождении Ванды и медицинской сестры; кроме этих двух женщин и супруга, к ней никого не допускали. Остальным слугам запретили даже приближаться к комнате госпожи: молодая женщина заразилась опасной инфекционной болезнью, но какой – этого никому не сказали.

– Что за тайны, в конце концов? – вспылил Морозини. – Ведь не чума же у нее!

– Как знать? – уклончиво отвечала План-Крепен – она была просто в восторге от такого развития событий. – Госпожа Кеменер не знает. Все, что она смогла мне сказать, – вчера наверх отнесли поднос с обильным ужином, а потом вернули пустой. Из этого можно, по-моему, заключить, что леди Фэррэлс не так уж и больна.

– Вот как?..

Альдо подумал несколько минут и наконец решился:

– Вы согласитесь оказать мне одну услугу?

– Конечно! – обрадовалась Мари-Анжелина.

– Вот что: я хотел бы узнать, где находится комната леди Фэррэлс и куда выходят ее окна. Это, должно быть, нелегко, но...

– Что вы! Я давно это знаю: когда перед свадьбой полька и ее родные переехали в «Ритц», сэр Эрик приказал заново обставить предназначенную для нее комнату. Госпожа Кеменер мне рассказывала: такая роскошь...

– Не сомневаюсь. Как и в том, что вы – дар небес, – оборвал ее Альдо – перспектива выслушивать долгие описания его отнюдь не прельщала. – Где же она находится?

– Там, где и положено быть комнате хозяйки: три окна в эркере второго этажа. Выходят, разумеется, в парк...

– В парк, – эхом отозвался Морозини, задумавшись, он едва не забыл поблагодарить Мари-Анжелину.

Вовремя вспомнив о своем упущении, Альдо не поскупился на самые теплые слова, однако, рассчитывая быстро отделаться от своей собеседницы, он заблуждался: не только его мозг напряженно работал. Князь закурил сигарету и принялся мерить шагами гостиную, как вдруг услышал голос Мари-Анжелины:

– Проще всего – через крышу. Она почти соприкасается с нашей, а если запастись крепкой веревкой, можно добраться до балконов второго этажа. Это на тот случай, если вы сочтете нужным взглянуть, что же происходит в этой комнате...

Ошеломленный, Альдо уставился на старую деву, чья ничего не выражающая физиономия являла собой весьма странный образ невинности. Он даже присвистнул:

– Скажите на милость! Неужели на мессах в церкви Святого Августина приходят в голову подобные идеи? Блестящие идеи, должен признать!..

На сей раз собеседница одарила его торжествующей улыбкой:

– Господь вразумляет, когда на то воля его. А я всегда стремилась помогать тем, кто в беде...

К ужасу старой девы, просиявший Морозини одарил ее двумя звонкими поцелуями в обе щеки. Покраснев до корней волос, Мари-Анжелина ретировалась мелкими торопливыми шажками.

Назавтра Альдо никуда не выходил. Почти весь день он провел в саду, рассматривая фасады и крыши стоявших почти вплотную друг к другу домов. План-Крепен была права: спуститься на веревке с крыши представлялось куда легче, чем пересечь половину сада Фэррэлса и взобраться по стене фасада, как он думал сначала. Морозини также выбрал время написать в Цюрих, чтобы банкир Симона Аронова мог сообщить ему, что скоро прибудет первый камень. Сиприен взялся лично отнести письмо на почту, так как Мина решила воспользоваться днем пребывания в Париже – она уезжала назавтра вечерним поездом, – чтобы посетить музей Клюни и посмотреть средневековые гобелены. Часы тянулись для Альдо бесконечно долго, казалось, никогда не станет достаточно темно, чтобы он смог незаметно осуществить свою вылазку.